Образы дивные; сам — словно бродил он во сне.
       Змеи вились по земле; несли цветущие девы
       Ларчик закрытый; на нем пышно качался венок
       Спелых колосьев; жрецы торжественно двигались — пели…
       Света — с тревожной тоской, трепетно ждал ученик.
       Вот — после долгих и тяжких искусов, — ему открывали
       Смысл освященных кругов, дивных обрядов и лиц…
       Тайну — но тайну какую? не ту ли, что тесных объятий
       Сильного смертного ты, матерь Церера, сама
       Раз пожелала, когда свое бессмертное тело
       Всё — Язиону царю ласково всё предала.
       Как осчастливлен был Крит! И брачное ложе богини
       Так и вскипело зерном, тучной покрылось травой.
       Вся ж остальная зачахла земля… забыла богиня
       В час упоительных нег свой благодетельный долг.
       Так с изумленьем немым рассказу внимал посвященный;
       Милой кивал он своей… Друг, о пойми же меня!
       Тот развесистый мирт осеняет уютное место…
       Наше блаженство земле тяжкой бедой не грозит.                        
      Деревня
     
     I
           
       Люблю я вечером к деревне подъезжать,
       Над старой церковью глазами провожать
          Ворон играющую стаю;
       Среди больших полей, заповедных лугов,
       На тихих берегах заливов и прудов,
          Люблю прислушиваться лаю
      
      
       Собак недремлющих, мычанью тяжких стад,
       Люблю заброшенный и запустелый сад
          И лип незыблемые тени;
       Не дрогнет воздуха стеклянная волна;
       Стоишь и слушаешь — и грудь упоена
          Блаженством безмятежной лени…
      
      
       Задумчиво глядишь на лица мужиков —
       И понимаешь их; предаться сам готов
          Их бедному, простому быту…
       Идет к колодезю старуха за водой;
       Высокий шест скрипит и гнется; чередой
          Подходят лошади к корыту…
      
      
       Вот песню затянул проезжий… Грустный звук!
       Но лихо вскрикнул он — и только слышен стук
          Колес его телеги тряской;
       Выходит девушка на низкое крыльцо —
       И на зарю глядит… и круглое лицо
          Зарделось алой, яркой краской.
      
      
          Качаясь медленно, с пригорка, за селом,
       Огромные возы спускаются гуськом
          С пахучей данью пышной нивы;
       За конопляником, зеленым и густым,
       Бегут, одетые туманом голубым,
          Степей широкие разливы.
      
      
       Та степь — конца ей нет… раскинулась, лежит.
       Струистый ветерок бежит, не пробежит…
          Земля томится, небо млеет…
       И леса длинного подернутся бока
       Багрянцем золотым, и ропщет он слегка,
          И утихает, и синеет…
      
     
     II
     На охоте — летом
           
       Жарко, мучительно жарко… Но лес недалеко зеленый…
       С пыльных, безводных полей дружно туда мы спешим.
       Входим… в усталую грудь душистая льется прохлада;
       Стынет на жарком лице едкая влага труда.
       Ласково приняли нас изумрудные, свежие тени;
       Тихо взыграли кругом, тихо на мягкой траве
       Шепчут приветные речи прозрачные, легкие листья…
       Иволга звонко кричит, словно дивится гостям.
       Как отрадно в лесу! И солнца смягченная сила
       Здесь не пышет огнем, блеском играет живым.
       Бархатный манит нас мох, руками дриад округленный.
       Зову противиться в нас нет ни желанья, ни сил.
       Все раскинулись члены; стихают горячие волны
       Крови; машет на нас темными маками сон.
       Из-под тяжелых ресниц взор наблюдает недолго
       Мелких букашек и мух, их суетливую жизнь.
       Вот он закрылся… Сосед уже спит… с доверчивым вздохом
       Сам засыпаешь… и ты, вечная матерь, земля,
       Кротко баюкаешь ты, лелеешь усталого сына…
       Новых исполненный сил, грудь он покинет твою.
      
     
     III
     Безлунная ночь
           
       О ночь безлунная, ночь теплая, немая!
         Ты нежишься, ты млеешь, изнывая,
       Как от любовных ласк усталая жена…
         Иль, может быть, неведеньем полна,
         Мечтательным неведеньем желаний, —
       Стыдливая, ты ждешь таинственных лобзаний?
         Скажи мне, ночь, в кого ты влюблена?
         Но ты молчишь на мой вопрос нескромный…
         И на тебе покров густеет темный.
      
      
       Я заражен тобой… вдыхаю влажный пар…
       И чувствую, в груди тревожный вспыхнул жар…
         Мне слышится твой бесконечный ропот,
       Твой лепет вкрадчивый, твой непонятный шёпот —
       И тень пахучая колеблется кругом.
         Лицо горит неведомым огнем,
       Расширенная грудь дрожит воспоминаньем,
       Томится горестью, блаженством и желаньем —
       И воздух ласковый, чуть дремлющий, ночной,
       Как будто сам дрожит и пышет надо мной.
      
     
     IV
     Дед
           
       Вчера в лесу пришлося мне
         Увидеть призрак деда…
       Сидел он на лихом коне
         И восклицал: победа!
      
      
       И радостно глядел чудак
         Из-под мохнатой шапки…
       А в тороках висел русак
         И грустно свесил лапки.
      
      
       И рог стремянного звучал
         Так страстно, так уныло…
       Любимый барский пес, Нахал,
         Подняв стерляжье рыло,
      
      
       Махал тихохонько хвостом…
         Суровый доезжачий
       Смирял угрозой да бичом
         Шумливый лай собачий.
      
      
       Кругом — соседи-степняки,
         Одетые забавно,
       Толпились молча, бедняки!
         И радовался явно
      
      
       Мой дед, степной Сарданапал,
         Такому многолюдью…
       И как-то весело дышал
         Своей широкой грудью.
      
      
       Он за трубу держал лису,
         Показывал соседу…