Мы предались пустой заботе,
Самолюбивым суетам…
Но верить собственной работе
Неловко — невозможно нам.
Как ни бунтуйте против Рока —
Его закон ненарушим….
Не изменит народ Востока
Шатрам кочующим своим.
К.А. Фарнгагену фон Энзе
Теперь, когда Россия наша
Своим путем идет одна
И, наконец, отчизна ваша
К судьбам другим увлечена —
Теперь, в великий час разлуки,
Да будут русской речи звуки
Для вас залогом, что года
Пройдут — и кончится вражда;
Что, чуждый немцу с колыбели,
Через один короткий век
Сойдется с ним у той же цели,
Как с братом, русский человек;
Что, если нам теперь по праву
Проклятия гремят кругом —
Мы наш позор и нашу славу
Искупим славой и добром…
Всему, чем ваша грудь согрета, —
Всему сочувствуем и мы;
И мы желаем мира, света,
Не разрушенья — и не тьмы.
<Песня Фортунио из комедии Мюссе «Подсвечник»>
Не ждете ль вы, что назову я,
Кого люблю?
Нет! — так легко не выдаю я
Любовь свою.
Но я скажу вам (я смелее
Среди друзей),
Что спелый колос не светлее
Ее кудрей.
Живу, ее покорный воле,
И для нее
Я жизнь и, если нужно боле,
Отдам я всё!
Любви отверженной мученья
До траты сил,
До горьких слез, изнеможенья
Переносил.
И, в сердце сдавленном скрывая
Любовь свою,
Погибну я. не называя,
Кого люблю.
Эпиграммы и шуточные стихотворения
<Н.С. Тургеневу>
Напрасно, добрый милый брат,
[Ты распекаешь брата Ваньку:]
Я тот же [толстый] кандидат
И как ни бьюсь напасть на лад,
А всё выходит наизнанку.
Поверь, умею я [ценить]
Всю пользу дружеских нападок,
Но дух беспечен — плоть слаба,
[Увы!] к грехам я слишком падок!
Пока напиток жизни сладок…
Я всё тяну… и не гляжу,
Не много ль уж я разом пью.
«Мужа мне, муза, воспой…»
Мужа мне, муза, воспой; с пределов далекой Финляндьи
Даже до града Берлина [скитавшийся] долго и разно,
Много он бед претерпел, а боле от жен нечестивых.
Был он женолюбив и склонен к различным потехам,
Хитр и пронырлив весьма и в деле житейском искусен —
Слогом кудряв и речист, в ином и проворен и ловок.
Но пиит сих его похождений,
Выбрав одно, он смиренно на лире нестройной
Хочет пред вами воспеть, как в известнейшем граде Берлине
Разным беда́м и напастям подвержен был юный Неверов.
В граде Берлине, под кровом семейного мира,
Юная дева жила, и дородством, и ростом, и станом
Равная [Зевса супруге]. Но гордость ее погубила.
Впрочем, смиренной работой она занималась — и даже
Лестницы мыла и в прочем служила усердно.
Даже и в [низком] быту сияя красою небесной,
Всех привлекая сердца — но сама оставалась холодной;
В брак не вступала желанный и всех женихов презирала;
Многие с горя женились, другие пустились в писаки:
Так-то мы терпим и горе и ну́жду от жен нечестивых.
Было ей имя — Шарлотта, звучное, полное имя!
[Твердо] решилась Шарлотта остаться век — старою девой,
Но — что значат решенья людей пред вечною волею Зевса!
Oн повелел; и в Берлин, по долгом и разном скитанье,
Юный Неверов явился, цветущий, как мак пурпуро́вый.
Злая судьба им обоим напасти готовит,
В доме одном поселила и деву и мужа.
Пламенной страстью к ней душа возгорелась скитальца;
Искра запала любви в сердце доселе холодном
Северной Девы — и скоро веленьем Эроса
Бурным стало пожаром — и часто унылая дева
Долго мечтала о юном и стройном скитальце;
Слезы из глаз воловидны<х> бежали струями,
Белую грудь воздымало дыханье; и юный Неверов
Также томился и млел и, на помощь богов призывая,
Впрочем, на хитрость свою, на искусство надеялся твердо.
Козней коварных и слов увлекательных много,
Много вздохов и слез расточал перед нею скиталец;
Строго в сердце любовь таила злая Шарлотта —
Мнила, не хитрый ли дух ей готовит измену и горе,
Образ принявший людей, — и с страстью боролась успешно…
Жертва судьбы… крутобокой подобно телушке,
В храм свой жрецом на закланье ведомой, проворно,
Бодро идет, головой и хвостом помавает,
Полная жизни и сил — и рогами цвета
<Отрывки>
<1>
Не раз почешет он затылок,
Не раз себе ударит в лоб,
При виде девок и бутылок,
Кутить он снова
<2>
Полуэкспромт — полуработа,
Где всё ж под лаком остроты
Заметны жилочки <?> <и> пота
Неистребимые следы
<3>
[Но всё изменится — приеду
Я к вам философом, друзья]
<4>
[Ты помнишь ли, Ефремыч благодатный,
Как в Риме мы с тобой по вечерам
Беседой нашей, светской и приятной]
«На Альбанских горах — что за дьявол такой?..»
На Альбанских горах — что за дьявол такой? —
Собрались и нависли туманы;