Сановник этот сильно — подшефеем…
(Как слово чисто русское, должно
«Шефе» склоняться)… попадья с злодеем
Поручиком, я вижу, заодно…
И нежится — и даже строит глазки,
И расточает «родственные» ласки.
XXIII
И под шумок их речи голосистой
На цыпочках подкрался сзади я…
А Саша разливает чай душистый,
Молчит — и вдруг увидела меня…
И радостью блаженной, страстной, чистой
Ее глаза сверкнули… О друзья!
Тот милый взгляд проник мне прямо в душу…
И я сказал: «Сорву ж я эту грушу!..»
XXIV
Не сватался поручик безобразный
Пока за Сашей… да… но стороной
Он толковал о том, что к «жизни праздной
Он чувствует влеченье… что с женой
Он был бы счастлив!.. Что ж? он не приказный
Какой-нибудь!..» Притом поручик мой,
У «батюшки» спросив благословенья,
Вполне достиг его благоволенья.
XXV
«Но погоди ж, — я думал, — друг любезный!
О попадья плутовка! погоди!
Мы с Сашей вам дадим урок полезный —
Жениться вздумал!!.. Время впереди,
Но всё же мешкать нечего над бездной».
Я к Саше подошел… В моей груди
Кипела кровь… поближе я придвинул
Мой стул и сел… Поручик рот разинул.
XXVI
Но я, не прерывая разговора,
Глядел на Сашу, как голодный волк…
И вдруг поднялся… «Что это? так скоро!
Куда спешите?» — Мягкую, как шелк,
Я ручку сжал. «Вы не боитесь вора?..
Сегодня ночью…» — «Что-с?» — но я умолк —
Ее лицо внезапно покраснело…
И я пошел и думал: ладно дело!
XXVII
А вот и ночь… торжественным молчаньем
Исполнен чуткий воздух… мрак и свет
Слилися в небе… Долгим трепетаньем
Трепещут листья… Суета сует!
К чему мне хлопотать над описаньем?
Какой же я неопытный «поэт»!
Скажу без вычур — ночь была такая,
Какой хотел я: тёмная, глухая
XXVIII
Пробила полночь… Время… Торопливо
Прошел я в сад к соседу… под окном
Я стукнул… растворилось боязливо
Окошко… Саша в платьице ночном,
Вся бледная, склонилась молчаливо
Ко мне… — «Я вас пришел просить»… — «О чем?
Так поздно… ах! Зачем вы здесь? скажите?
Как сердце бьется — боже… нет! уйдите»…
XXIX
«Зачем я здесь? О Саша! как безумный
Я вас люблю»… — «Ах, нет — я не должна
Вас слушать»… — «Дайте ж руку»… Ветер шумный
Промчался по березам. — Как она
Затрепетала вдруг!!.. Благоразумный
Я человек — но плоть во мне сильна,
А потому внезапно, словно кошка,
Я по стене… вскарабкался в окошко.
XXX
«Я закричу», — твердила Саша… (Страстно
Люблю я женский крик — и майонез.)
Бедняжка перетрусилась ужасно —
А я, злодей! развратник!.. лез да лез.
— «Я разбужу сестру — весь дом»… — «Напрасно»…
(Она кричала — шёпотом.) — «Вы бес!»
— «Мой ангел, Саша, как тебе не стыдно
Меня бояться… право, мне обидно».
XXXI
Она твердила: «Боже мой… о боже!»
Вздыхала — не противилась, но всем
Дрожала телом. Добродетель всё же
Не вздор — по крайней мере не совсем.
Так думал я. Но «девственное ложе»,
Гляжу, во тьме белеет… О зачем
Соблазны так невыразимо сладки!!!
Я Сашу посадил на край кроватки.
XXXII
К ее ногам прилег я, как котенок…
Она меня бранит, а я молчок —
И робко, как наказанный ребенок,
То ручку, то холодный локоток
Целую, то колено… Ситец тонок —
А поцелуй горяч… И голосок
Ее погас, и ручки стали влажны,
Приподнялось и горло — признак важный!
XXXIII
И близок миг… над жадными губами
Едва висит на ветке пышный плод…
Подымется ли шорох за дверями,
Она сама рукой зажмет мне рот…
И слушает… И крупными слезами
Сверкает взор испуганный… И вот
Она ко мне припала, замирая,
На грудь… и, головы не подымая,
XXXIV
Мне шепчет: «Друг, ты женишься?» Рекою
Ужаснейшие клятвы полились.
«Обманешь… бросишь»… — «Солнцем и луною
Клянусь тебе, о Саша!»… Расплелись
Ее густые волосы… змеею
Согнулся тонкий стан… — «Ах, да… женись»…
И запрокинулась назад головка…
И… мой рассказ мне продолжать неловко.
XXXV
Читатель милый! Смелый сочинитель
Вас переносит в небо. В этот час
Плачевный… ангел, Сашин попечитель,
Сидел один и думал: «Вот-те раз!»
И вдруг к нему подходит Искуситель:
— «Что, батюшка? Надули, видно, вас?»
Тот отвечал, сконфузившись: «Нисколько!
Ну смейся! зубоскал!.. подлец — и только».
XXXVI
Сойдем на землю. На земле всё было
Готово… то есть — кончено… вполне.
Бедняжка то вздыхала — так уныло…
То страстно прижималася ко мне,
То тихо плакала… В ней сердце ныло.
Я плакал сам — и в грустной тишине,
Склоняясь над обманутым ребенком,
Я прикасался к трепетным ручонкам.
XXXVII
«Прости меня, — шептал я со слезами, —
Прости меня»… — «Господь тебе судья»…
Так я прощен!.. (Поручика с рогами